Запах хвои, и хруст сухих веток под ногами сопровождали флагеллянта на место дуэли. От запаха ладана исходящего от Гильома почтительно разбегались волки. Воздух приятно холодил кожу саднившую после воспитания себя. Минута, десять минут.
И вот наконец, Гильом встал напротив своего противника, вглядываясь в темноту его глаз, резко контрастирующей с нестерпимой краснотой заката, игравшей на гранях его клинка. Вымоченная солью плеть, соскользнула с плеча, оставив на потной спине флагеллянта кровавые разводы. С губ сама собой сорвалась песнь, прославлявшая господа и слуг его. Ноги сами собой двинули тело вперед, на врага, презрев всякую опасность. Что значит сталь человеческая, против незыблемой души праведника? Гильом не испытывал сомнений. Сближаясь, Гильом набрал побольше воздуха в грудь, и с криком "Покайся!", попытался наотмашь ударить плетью своего противника, стремясь вцепиться в лицо и шею. Святоша распределил вес таким образом, чтобы его трудно было сбить с ног - на остальное наплевать. Свист плети прокатился эхом среди сосен, словно обличительный возглас пророка.
Что заставило Гильома вынуждать своего оппонента в покаяние? То было ведомо лишь богу Добра. Гильому же, как верному слуге его, надлежало исполнить волю вседержителя.

Губы Альберта исказила самодовольная усмешка. Чужой крик, нелепое требование противника, почти рассмешили его, особенно когда вооружённый плетью мужчина кинулся прямо навстречу свей смерти. Альберт действовал уверенно и выверено, не боясь происходящего. Видя, как монах стремительно приближается, посланник бога Хаоса уже ощущал во рту вкус своей триумфальной победы. А когда сталь его клинка – разрезала плоть монаха, Альберт окончательно уверился в этом. Вот только за ликованием, мужчина даже не понял, как сам прошёлся по самому краю обрыва битвы, едва не рухнув в пропасть поражения. В последний момент он успел дёрнуть плечом, подняв его навстречу рассекающему воздух звуку, дабы защитить своё прекрасное лицо от чужой плети. Боль пронзила руку, зубы заскрипели от смеси гнева и агонии. Стараясь разорвать дистанцию - Альберт тут же сделал шаг назад, дабы после ударить противника ногой и оттолкнуть излишне ретивого самобичевателя от себя, а, быть может, даже уронить его на землю. Сражаться против такого в плотном контакте – мужчине было не по вкусу, очень уж болезненно жгла его плеть, очень уж ощутимо крюки и гвозди – впивались в тело. А от мысли о том, что подобное… Оружие? Доберётся до его лица, у Альберта даже на спине вступил холодный пот. Самодовольная уверенность спешно отступала под гнётом боли в плече.

-Потому что меня направляет благое и правильное. Погрязший во лжи, не узрит истины! - Последний слова Гильом произнёс на одном выдохе, поскольку стальная дуга очертила полукруг у его лица, сбивая агрессивный ритм. Флагеллант нырнул под клинок, и попытался достать плетью ногу разрывающего дистанцию воина. Раны на спине и боку кровоточили, исходя словно ладан и мирра из плоти Гильома. С громкой молитвой на устах, Гильом словно обрёл божественные видения, направляющие его руку. В стальном визге меча слышалась неясная и лживая мощь неизвестных богов, но в отзвуке плети рассекающей воздух слышалось благочестивое пение безвременно ушедших братьев сохранивших чистоту и праведность, и направлявших сейчас руку живой святыни.
На последнем отрезке пути Гильом мощно распрямил ноги, стремясь на оттяжке зацепиться крючьями за ногу своего умелого оппонента. Нельзя отступать перед испытанием духа, плоть лишь оболочка, её существование не имеет смысла в космическом сиянии господа нашего.

Ситуация накалялась. Грубое движение клинком не принесло результата, монах – оказался не только хорош в бою – но и на удивление смел, до безрассудства смел! Вместо того, чтобы отшатнуться, он буквально нырнул под смертоносную сталь на глазах откровенно опешившего от подобной самоубийственной стремительности Альберта. Это – было не тем, на что он рассчитывал. Более того, противник продолжил наступление. Лишь каким-то чудом, Альберт успел сделать шаг назад как раз вовремя, для того, чтобы нога не ощутила то же самое, что сейчас чувствовало его плечо. Боль не отступала, кровь медленно стекала по предплечью, заставляя мужчину стискивать зубы до скрипа, чтобы хоть как-то держать себя в руках и сохранять минимальную твёрдость хвата на рукояти клинка. Приходилось отступать. Ещё назад, силясь-таки разорвать дистанцию. Гильом давил, и всё что мог сейчас сделать последователь Хаоса – отбиваться, защищаться и наносить контрудары, встречая агрессию противника – выверенными движениями. Сейчас, Альберт играл вторым номером, но это было… допустимо.
- Передавай привет своему богу! Сейчас устрою вам личную встречу, – выдохнул Альберт в ответ на слова монаха и – стремительно опустил клинок вниз.
Надежда у воина была простая. Раз его проводник – буквально поднырнул под его руки в надежде зацепить своей плетью ноги – этим надо было пользоваться и нанести решительный контрудар, наконец урезонив решительность монаха.

Сталь впивалась в мясо, заставив монаха взвыть от боли. Гильом гнал прочь от себя греховные мысли, заглушая их молитвой. Он всеми силами пытался сдержаться, стараясь усилить хватку а не ослаблять её.
- Сдайся адское отродье и примкни к истинном богу! Vae soli! - Гильом в гневе плюнул в глаза своего противника, и запел лауды, ёрзая клинком на плече. Вороны в ужасе поднялись с веток, и горланя в такт пению монаха устремились в пылающие закатом небеса.
Главы деревьев зашумели, и сквозь отраженное атмосферой солнце проглядывали звёзды, словно возвещая внимание владык к своим верным слугам.
Тишину этой поляны разгоняли воистину чудовищные звуки что резонировали со святой молитвой словно молот бьющий по наковальне.

Всё разворачивалось из рук вон плохо. Горло горело, грудь горела, горела, казалось, сама душа Альберта. Во рту пересохло, а губы будто бы успели потрескаться от какой-то нечеловеческой сухости, что обуяла само сознание мужчины. Этого просто не могло быть! Альберт отчётливо видел, как клинок провернулся. Он слышал, как жестокая сталь порвала в клочья плоть монаха, ощутил его тёплую кровь на своих руках. Но чёртов безумец не отступал! Казалось, что боль лишь придавала ему сил! Альберт не мог в это поверить. Казалось, что боль нестерпима, что ещё какая-то жалкая секунда, ещё одно мгновение – и монах сдастся! Ещё один мимолётный миг удушья для Альберта и агонии для Гильома сломит дух последнего, заставит оступиться, отскочить… Но всё тщетно. Плевок Альберт даже не ощутил, хотя в другой бы ситуации от подобного поведения в свою строну, наверняка пришёл бы в ярость. Зато он отчётливо услышал песнопения. Безумные песнопении посвящённые чуждому, лживому богу. Песнопения – которые в дребезги разбили надежду Альберта на то, что боль вынудит противника разжать руки. Всё было... Чертоки плохо. Последователь Бога Хаоса ощутил, как паника стиснула его душу, ощутил, что… Что надежда стала растворяться. Словно безумие и остервенелая упёртость монаха, его игнорирование собственной боли – подорвали веру Альберта в свои силы. Клинок – был бесполезен. Мужчина разжал свои руки и что было сил – впился в кисти своего визави, попытавшись расслабить его хватку, вырвать из его рук плеть или ещё хоть как-то освободиться от этого удушающего захвата. Но… просто меряться силой на равных… было бы не в стиле Альберто. Вцепись пальцами в руки Гильома – Альберт попытался приложить его коленом в пах. Не мог же монах вытерпеть и ТАКУЮ боль, верно?